— Конечно. Пока вроде бы никто не протаранил дерево, — отозвался он. — Похоже, у тебя что-то стряслось.
— У меня и в самом деле что-то стряслось. Вечером я была в баре, и кто-то подсыпал мне наркотик в пиво.
— Тебя изнасиловали? — Голос у доктора Петрочелли был спокойный, но в нем слышалась тревога.
— Нет. Кажется, нет. То есть на мне нет синяков и никаких признаков того, что я занималась сексом.
С Полом можно было обсуждать что угодноот отравления до черепно-мозговых травм, но говорить с ним о таком мне было все же неловко…
— Расскажи, что случилось, хотя, судя по всему, ты почти ничего не помнишь.
— Я вообще ничего не помню. Последнее, что помню, — я пила пиво в баре и вдруг почувствовала себя совершенно пьяной. Несколькими минутами раньше меня отозвали на пару слов, и я по глупости оставила свою кружку на стойке. Очевидно, тогда в нее и подсыпали наркотик…
— Господи, Бейли! Если кто и должен помнить, что не следует оставлять пиво без присмотра, так это ты.
— Знаю, знаю. Во всяком случае, я очнулась в четвертом часу, на чужом крыльце, в непроглядном мраке. У меня болела голова, и я, должно быть, где-то блевала, судя по ощущениям. Похоже на то, что меня накачали наркотиками?
— Ты много выпила?
— А что?
— Не обижайся, но женщины часто думают, что им подсыпали наркотик, в то время как на самом деле они просто перепили. Они думают, их одурманили, потому что ничего не помнят, хотя на самом деле это временная потеря памяти, вызванная алкоголем.
— Честное слово, я выпила всего две кружку пива. Вторую даже не допила.
— И сколько времени ты пробыла в отключке — приблизительно?
— Часов шесть.
— И ты быстро пришла в себя? Ну знаешь, как будто проснулась?
— Да, а откуда ты знаешь? — спросила я.
— То, что тебе подсыпали, — это скорее всего ГГБ. Он отличается от наркотиков, обычно используемых насильниками, тем, что жертва быстрее приходит в себя — и это происходит как будто внезапно.
— Мне стоит съездить в больницу и сделать анализ крови?
— ГГБ обнаруживают при анализе мочи, в течение двенадцати часов. У тебя еще осталось время, но если нет никаких признаков насилия, в большинстве клиник просто откажутся проводить исследование.
Я поблагодарила Пола за информацию и пообещала перезвонить позже. Учитывая то, что он сказал относительно моих шансов в клинике, я решила, что ехать туда бессмысленно. Тогда я проверила входящие. Неизвестный позвонил мне без десяти четыре. И опять-таки — непонятно откуда, точь-в-точь как и в тот раз, когда кто-то рыдал в трубку во время моего возвращения из Анд. Это одно и то же лицо? Наверное, да. Может, именно этот человек подсыпал мне наркотик? Смех был такой ехидный. Как будто позвонившему было прекрасно известно, что я сижу одна, в темноте, испуганная, и он хотел меня подразнить. Далее если этот человек находился далеко от меня, я чувствовала, что он (или она) знает: сейчас я в одиночестве и легко уязвима. Но почему он, кто бы это ни был, сотворил со мной такое? Может быть, это убийца Тома? Может, ему или ей известно, что я принялась за расследование?
Я сидела, полностью раздавленная, с телефоном в руке, и вдруг до меня кое-что дошло. Среди входящих не было звонков от Криса. Если он вернулся в бар и не нашел меня там, то наверняка должен был удивиться, даже забеспокоиться — но почему же он не стал меня разыскивать? Я с трудом встала с кушетки и отправилась в кабинет, чтобы проверить автоответчик. Пусто. Господи, почему Крис не заволновался? Он, конечно, хлопотал над Харпер — или они оба были чем-то заняты?
Помимо всего пережитого, я теперь чувствовала себя так, будто получила пинка под зад. В принципе я не против того, чтобы переспать со случайным знакомым, которого больше никогда не увижу. Но мне невыносима мысль, что я переспала с человеком, который притворился, будто для него это что-то значит. В таких случаях на следующий день чувствуешь себя редкой дурой.
Я вернулась в гостиную и плюхнулась на кушетку, натянув на себя одеяло. Отчего-то кушетка казалась мне куда притягательнее кровати — все равно что материнское лоно, насколько я могла судить, — а сейчас ничего другого я не искала.
Когда я проснулась двумя часами позже, в окна гостиной лился солнечный свет и голова у меня по-прежнему болела. Я выпила еще одну таблетку и открыла дверь на балкон, так что в комнату ворвался свежий воздух. Мне очень хотелось вернуться на кушетку и провести весь день в позе эмбриона. Эмоциональное истощение — результат того, что меня одурманили, — оказалось куда страшнее, чем физическое. Но у меня было слишком много неотложных дел, чтобы валяться в постели.
Сварив себе кофе, я села за компьютер и набрала в строке поиска «ГТБ» — как выяснилось, полное название этого наркотика звучало как «гаммагидроксибитурат», в просторечье — «Господи, голова болит». Какое точное определение. Побочные эффекты — именно такие, как сказал Пол. В маленьких дозах ГГБ вызывает нечто вроде эйфории; человек теряет над собой контроль. Примешь большую дозу — получишь уйму неприятностей: тошноту, головную боль, сонливость, головокружение, амнезию, отсутствие мышечного тонуса. А если перебрать — не исключены потеря сознания, остановка дыхания и, наконец, смерть. Весело.
Несмотря на то что употребление ГГБ в большинстве штатов запрещено, его довольно просто приобрести. Он в ходу у завсегдатаев ночных клубов, рейверов, насильников, стриптизерш и спортсменов, занимающихся бодибилдингом (они думают, что ГГБ нейтрализует вредное действие стероидов). Если верить сайту, все, что нужно для приобретения этой дряни, — зайти в спортзал и шепнуть кому-нибудь словечко.